машинистов паровозов, мы были вынуждены прибегнуть к помощи японских железнодорожников. И в этой сложной обстановке, буквально на следующий день после капитуляции Японии, для которой еще вчера мы были врагами, ее транспортники с безупречной исполнительностью перевезли из районов Солуни и Ванъемяо десятки эшелонов с нашими войсками и материальной частью, не допустив при этом ни одной аварии, не совершив ни одной диверсии.

Все это играло не последнюю роль и в отношении советских командиров к японским военнопленным.

На Гуаньдуне мне пришлось не раз встречаться с военнопленными. Во время одной встречи я заметил на лицах японцев настороженность и робость. Командир японской части вежливо попросил моего разрешения доложить ему два вопроса — об улучшении размещения военнопленных и о снабжении их постным маслом. Эти обе просьбы были справедливыми. От командира 17-й гвардейской стрелковой дивизии генерала А. П. Квашнина я уже знал, что принимаются меры к нормальному размещению военнопленных. Что касается масла, то пришлось ответить, что надо временно потерпеть, как это делают и наши войска, тоже испытывающие тот же недостаток. Это было время, когда железнодорожное сообщение с советским Приморьем прекратилось, а морское еще не наладилось. Японцы приняли это объяснение.

При встрече с другой частью военнопленных жалоб с их стороны я не услышал, обмундирование и продукты они получали полностью, с заданиями справлялись. У меня тогда создалось впечатление, что до них наконец дошло, что пора вражды между нашими народами прошла, что лучше строить отношения на разумных началах. Когда я уезжал из лагеря, командир этой японской части без уныния поделился со мной представлением о своем будущем: «Собираемся к отправлению в советское Приморье, а там будем ожидать, чтобы поскорее пришла пора, когда нас не будут уже называть военнопленными». Отношение советских офицеров и воинов к себе и своим подчиненным он считал хорошим или даже «очень хорошим».

Излишне объяснять, что содержание нескольких тысяч японских военнопленных и в без того сложных условиях Гуаньдуна было для Военного совета армии делом обременительным и хлопотливым. Поэтому, когда к концу 1945 года все военнопленные были отправлены в советское Приморье и Сибирь, мы, признаться, рассчитывали на то, что наше общение с японцами на этом закончено и, следовательно, улучшатся условия для решения других задач.

Однако в 1946 году резко возросло наше участие в трудном деле эвакуации на родину не тысяч, а сотен тысяч японского гражданского населения. Если до этого мы ограничивались связью с сохранявшейся пока японской администрацией губернаторства, то теперь на повестку дня встали социально-бытовые вопросы всего японского населения полуострова, работа японских профсоюзов, транспортные заботы и т. п.

Наступил как бы второй этап наших отношений с японцами. Он значительно расширил возможности изучения нравов, обычаев, традиций этого народа.

Репатрианты

В первые месяцы нашего пребывания на Гуаньдуне его японское население насчитывало около 300 тысяч человек. Затем оно все больше и больше увеличивалось за счет притока беженцев из других районов Маньчжурии, и к началу массовой эвакуации только в Дальнем сосредоточилось до 850 тысяч японцев.

Среди мужчин основную часть составляли промышленные рабочие. Имелась также значительная часть интеллигенции, главным образом преподавательский состав высших учебных заведений. Было довольно много женщин с маленькими детьми. Японское население оказалось довольно сплоченным и организованным коллективом с развитым чувством взаимопомощи. Основной его представительной и связующей организацией являлся городской профсоюз.

Сразу скажу, что чем обстоятельнее я знакомился с японским населением, тем больше мне импонировали трудолюбие многих его представителей, уважительные, даже учтивые, взаимоотношения в рабочих коллективах, бережливость во всем. Понятно, что эти качества не являются достоянием только японцев; но я вспоминаю о них с тем большим уважением, что японцы сохраняли их в весьма необычных, как правило, тяжелых для них условиях.

Японское население очень боялось расправы со стороны китайцев за грехи минувших лет, тем более что отдельные конфликтные ситуации возникали. Нам пришлось взять японцев под свою защиту, и это с самого начала утвердило правильные взаимоотношения с ними. В таком же духе решались затем вопросы трудоустройства японских рабочих и специалистов, создания нормальных условий для проживания беженцев в Дальнем и другие возникавшие проблемы. Потому еще до репатриации пора испуга и растерянности у японского населения полуострова прошла. Все это вызывало у японцев естественное чувство признательности и благодарности Советской Армии — победительнице. Еще больше оно укрепилось, когда японцы убедились в постоянной нашей заботе при проведении репатриации.

Специальным соглашением между Советским Союзом и Японией устанавливалось время репатриации японского населения Гуаньдуна — с октября 1946 года до конца 1947 года; это означало, что ежедневно из Дальнего должны были отбывать в среднем 750–800 человек. Устанавливался график подачи японской стороной транспортов с указанием, на какое количество пассажиров и грузов (на одного человека полагалось 16 кг багажа) они рассчитаны.

Советское правительство взяло на себя организацию пункта репатриации в порту и подготовку репатриантов для передачи их представителям японских властей. Это был чисто гуманный акт с советской стороны, выражавший ее стремление к добрым отношениям с японским народом.

Чтобы полнее представить себе всю сложность репатриации, надо принять во внимание, что в это время достигла полного разгара гражданская война в Китае, требовавшая от нас максимальной бдительности. Нельзя было рассчитывать и на обещанное участие в репатриации транспортов США, поскольку они увязли в перевозках гоминьдановских войск.

Организация репатриации японского населения была возложена на Военный совет 39-й армии.

Японскую сторону представлял председатель совета японских профсоюзов в Дальнем Нопомура, организатор опытный, энергичный и неутомимый. Он добросовестно выполнял свои обязанности, проявлял большую заботу о соотечественниках.

Мы рассмотрели и утвердили перечень основных мероприятий по репатриации, непосредственным исполнителем их стала военная комендатура города Дальнего, которую к этому времени возглавил генерал-майор В. И. Кожанов.

В порту были выделены и подготовлены для репатриантов лучшие здания. Созданы вполне благоприятные условия для жизни, особое внимание уделялось женщинам с маленькими детьми.

Согласно графику, два первых морских судна должны были прибыть из Японии к 20 ноября 1946 года. К этому времени в порту сосредоточилось около 5000 японцев. Их руководство выделило одежду и продукты для первых рейсов, предназначенных главным образом для беженцев из Центральной Маньчжурии, так как они находились в наиболее трудных материальных условиях, были плохо одеты и не имели денег на покупку продуктов.

Проблему с одеждой мы решили довольно просто: у нас было достаточно японского трофейного обмундирования, мы им и обеспечивали мужчин и женщин. А вот с питанием возникли трудности уже на второй день. Репатриантов собрали в порту к 20 ноября, а транспорт, как оказалось, прибывал только 3 декабря. Это ставило репатриантов в чрезвычайно